Мы – благородные гости женихи Пенелопы,
Мы из знатных семей, не бродяжки и не попрошайки.
Спать до полудня и холить себя не считаем зазорным,
После готовим пиры и пируем мы без приглашенья,
Ломти быков мы кромсаем большими ножами, на вертелах жарим, когда же
Жир закипит, зарумянится корка, и запах душистый от мяса
Ноздри наполнит, расставят нам слуги столы,
Губкой протрут их и хлеб испечённый положат в корзины,
А музыканты начнут своё пенье под струны,
В круг мы садимся тогда и едим мы, вином запивая и мясо макая в приправы.
Целыми днями в себя мы вливаем вино,
С каждым глотком его в нас просыпается ярость.
Также служанок заваливать – наша забава.
Сколько мы выпьем вина, сколько мяса съедим, сколько дев мы завалим –
поди посчитай-ка!
После танцуем мы под монотонную музыку колхов
Или под бешеный ритм эфиопов свирепых
Среди столов и скамей опрокинутых и среди битой посуды.
К ночи поближе к себе вызываем мы нашу невесту.
К нам наряжённой выходит тогда Пенелопа,
Чтобы сказать нам, кого она хочет в мужья себе выбрать,
Кто окончательно в доме её воцарится,
Кто установит в нём строгий порядок,
но Пенелопа лукавит и медлит с решеньем.
День переходит в другой, и летучие годы проходят, и слепнет наш разум,
Нет у нас больше терпения ждать перемен,
Ветер судьбы не торопится бросить свой жребий,
Боги молчат, отвернувшись, и Бездна безмолвна.
Стали в последнее время к нам шляться бродяги,
Требуют пищи и наглыми нас удручают речами.
Солнце слепит нас, и тени почти что не стало,
Кажется горьким вино, и не радует мясо быков и баранов,
Девки-служанки податливы, нет в них задора и страсти,
Только б сорвать им подарок себе подороже.
Всё опостылело нам, и себе опостылели сами.
Но продолжается пир, и не видно конца наважденью.