К решительному возрасту – 80 лет – определилось, что именно метафизика, а не беллетристика и не практический гнозис, составляла и составляет фокус интересов моей жизни. Беллетристика отступила от меня год назад примерно так, как юношеское стихотворство отступает с наступлением зрелости. Беллетристика покинула меня легко и спокойно, потрепав на прощание по плечу, и ушла, пару раз с улыбкой оглянувшись. Воображение долго баловало меня своими дарами, уводя в самые неожиданные закоулки, иногда вонючие. В результате я остался с некоторыми представлениями и понятиями, которые я и называю метафизикой.

Согласно Аристотелю, метафизика изучает первопричины всех вещей и первоначала всего сущего. Я бы сказал, что метафизика пристально вглядывается во «всё», как в причины, так и в цели, как в сущее, так и в несущее. Метафизика создаёт, сравнивает и оценивает наиболее убедительные, хотя и бездоказательные, понятия и представления, касающиеся «всего» и аспектов «всего». Какие могут быть доказательства, когда дело касается сферы, превосходящей «всё»? «Основаниями» метафизики служат «экспертные» утверждения богов, полубогов, визионеров, пророков и магов.

Долгое время одним из «предельных» понятий западной метафизики считался Абсолют. Однако глядя на манипуляции с Абсолютом, которые учиняют некоторые мои современники, я надеюсь, что категория «всё» такому произволу воспротивится и не позволит бесцеремонно с собой обращаться. «Всё» это «всё», оно включает в себя всё без исключения. И, как будто, ничего не исключает.

В этот объем, естественно, входит человек, объединяющий в себе свою физическую составляющую (тело) и свое сознание. История человеческой мысли тысячелетиями разыгрывала вариации на тему этих двух столь резко расходящихся аспектов, или сторон «всего». Греческие мудрецы Фалес, Гераклит и Анаксимен называли разные, скорее физические, первоначала мироздания такие как вода, огонь или воздух, а Эмпедокл считал первоосновой все четыре стихии, включая землю. В совсем недавние советские времена штатные философы разоблачали тех, кто объявлял первоначалом сознание, а сегодня мы видим в наших компьютерах два отдельных блока – «железо» и программы. Впрочем, проницательные люди утверждают, что в «железе» уже имеются зачатки программирования, а в природе – «дремлющее сознание». Идеалисты спорили с материалистами, дуалисты пробовали эти два начала согласовать, но никто не задавал, казалось бы, напрашивающийся вопрос: не странно ли, что материя и сознание так резко отличаются одна от другого? Не должна ли существовать некая серединная реальность? Зачем «всему» такие контрасты и перепады, нарушающие всеобщий баланс?

Я не первый задаю этот вопрос. Вопрос этот, оказывается, звучал во времена Ренессанса и даже раньше, но сначала не в Европе, а в Алеппо, в Сирии. В XI веке его задавал Абу Хамид аль Газали, а в XII – Яхья ас-Сухраварди. Миров у них было три: архангельский, или умопостигаемый, «серединный» и материальный. Материальный мир – это мир «наблюдаемый», «серединный» – скрытый или «наблюдаемый немногими», архангельский – это мир чистой мысли. Наш материальный мир напоминает собой скрытый от большинства и открытый визионерам «серединный» мир, намекает на него и содержит в себе многие его черты. Например, его обитатели сходятся не по внешним признакам, а по закону симпатии, и от симпатии и антипатии зависит скорость их передвижения. Вообще вопрос о субстанциональности этих миров оставался большей частью открытым, но создавалось впечатление, что «умозрительный» и «серединный» миры существуют иначе, нежели мир материальный. В «умозрительный» мир вёл чистый разум, а в «серединный» мир вело воображение. Воображение для Сухраварди было не пустой игрой ума, а инструментом познания. Получался сплошной мир без разрывов между материей и сознанием. Был переходный «серединный» мир, хотя лишь немногие могли в этом лично удостовериться.

В таком же трёхчастном мире жили флорентиец Марсилио Фичино и его последователи. Это были наш земной мир, мир планет и мир неподвижных звёзд, аналоги человеческому, архангельскому, и серединному мирам Сухраварди. Это уже Флоренция и XV и последующие века. Главный и наиболее влиятельный труд Фичино озаглавлен «Стяжание жизни с небес». В основе этого труда лежит заимствованная из Герметического свода, точнее, из приписываемого самому Гермесу Трисмегисту трактата «Асклепия», практика привлечения даймонов (эта идея дожила до гётевского Мефистофеля) для манипулирования образами умопостигаемого мира и «серединного» мира посредством заговоров, талисманов, статуй и изображений. Задача мага состояла в том, чтобы улавливать божественные влияния и направлять их в испортившиеся чувственные формы с целью их исправления. Помощниками мага в этих почти божественных действиях должны были быть даймоны, один из которых служил Сократу лично.

Я привёл примеры двух представлений обо «всём». Эти представления не были высосаны из пальца, все они носили практический характер, хотя и не были ориентированы на опыт каждого. Их подтверждал индивидуальный и исключительный опыт мудрецов, визионеров и магов. На доверии к такому опыту основывалась тогда метафизика. Такой была религиозная метафизика главных мировых цивилизаций. Сегодняшний мир доверяет лишь опыту, который можно верифицировать. Такой подход обессмысливает любую метафизику. Принимая его, мы вынуждены отказаться от любых представлений о целом, то есть обо «всём». Не принимая этот подход, мы остаёмся с фрагментарными представлениями о себе и о мире. Или принимаем одну из множества предложенных нам историей культуры метафизик.

Можно ли говорить хоть о каком-то единстве во взглядах исторического человечества на «всё»? Или хотя бы об исторической и культурной связи и преемственности основных цивилизаций, а значит и о какой-то близости друг к другу разных метафизик: древнеегипетской, месопотамской, античной, европейской, китайской и т.п.?

Это вопрос исключительной важности, он о том, насколько опыт людей разных времён, разных рас и цивилизаций, в лице принадлежащих им мудрецов и визионеров, при всём его разнообразии, нёс и несет в себе некое общее понимание, на которое я могу опереться, решая, как мне жить и как умирать. Выводы из ответа на этот осторожный вопрос имеют колоссальное значение не для меня одного, но для всех и каждого. Известны тенденциозные и предвзятые ответы на него, которые навязывают нам отдельные религиозные конфессии. Известна и традиционалистская идеология, основанная на концепции Рене Генона и его последователей, согласно которой сегодняшний мир есть результат деградации и фрагментации Примордиальной Традиции. Не нужно особых усилий для того, чтобы за традиционалистской схемой различить логику монотеистического мифа о творении с соблазнением и грехопадением наших предков. И все же связь и преемственность мировых цивилизаций несомненна. Значит, есть связь и перекличка их метафизик. А значит, лежащее в основании этих метафизик воображение представляет собой нечто большее, чем пустые галлюцинации визионеров и магов.

18.09.19