Понятие «работы»

Идеи начала века получают иной резонанс в силовом поле конца века. Понятие «работы», предложенное Гурджиевым русским интеллектуалам в период между 1914-м и 1918-м гг., предполагало крутой поворот от экзотерического дилетантизма к последовательным усилиям, основанным на многогранно разработанной системе знаний, фаз духовного продвижения и результатов. Эта «работа» ассоциировалась со средневековой идеей мастерства, которое характеризуется сознательной связью между физической и духовной сферами. Другая коннотация для этого термина — алхимический процесс.

В начале нашего века концепция работы психологически подкреплялась господствующей трудовой этикой, т.е. убеждением, что согласованные физические и духовные усилия позволят человеку достичь его целей. Вспомним трудовые упования чеховских героев. В наше время тотальной пролетаризации, работа превратилась в сумасшествие, ведущее к дроблению личности, которая в результате этого полностью потеряла контроль над социальными процессами. В области социальной работа стала, скорее, системой ритуальных жестов, нежели деятельностью, ведущей к успеху. Работа сделалась обезличенной, случайной, бесцельной и совершенно не связанной с каким-либо сознательным целевым результатом. Целесообразно ли растить цветок в саду, который вытопчут мамонты? Может ли труд рассчитывать на вознаграждение в мире идеологий, компьютеров и терроризма, в эпоху, когда отсутствует перспектива социального и психологического строительства?

Защита высших ценностей

Гурджиев, цитируемый Успенским, утверждал, что начало XX века было временем массового сумасшествия, которое выразилось в разрушении наследия цивилизации. Социальная пирамида, основанная на таких ценностях, как знание, дар, аристократизм и вера, была разрушена. Ценности эти сохранились внутри социальных групп ученых, художников, аристократии и духовенства. Стоящие за этим разрушением общественные силы, первоначально связанные с примитивным трудом, провозгласили это мерило высшей добродетелью и критерием общественных ценностей с позиции лозунга «Кто не работает, тот не ест». Постепенно этот процесс занижения и подмены понятий и ценностей распространился по всему миру. Разрушив традиционную социальную систему и не обладая ни знанием, ни творческим потенциалом, необходимыми для создания новой системы, примитивные общественные силы вынуждены были вернуться к старым социальным формам. В процессе восстановления эти формы были искажены до неузнаваемости и превратились в социально-культурный китч². В новом обществе, лишенном аристократии, дара, веры и т.п., ежеминутный бюрократический контроль стал столь необходим, что функция контроля (учета, слежки и наказания) возобладала над трудом, сделав его, таким образом, второстепенным. С другой стороны, были изобретены суррогаты прежних ценностей: знания, искусства, веры и т.п. Главная функция этих заменителей заключалась в обеспечении интересов контролирующей группы. Эти новые группы контролировали массовое сознание через систему симулятивных идей, борясь с пережитками подлинных ценностей, представлявших для них серьезную опасность. Истребление высших понятий, побуждений и ценностей происходит в каждый момент в обществе и личности — последняя является субъективной проекцией латентного соотношения вещей. Кульминация современной общественной и личной драмы состоит в разрушении области высших ценностей, несмотря на редкие и робкие попытки спасти их. Защита дара, знания и веры от разрушения и искажения стала главной духовной заботой нашей эпохи.

Работа как развитие дара

Ценности, запечатленные в элитных социальных группах и уничтоженные событиями нашего столетия, были плодом усилий поколений, их развивавших. В цивилизациях, ориентированных на качество, поддержку и поощрение получают усилия, направленные на культивацию высших ценностей, на резонансное взаимодействие тела, эмоций и ума. Стена, отделяющая три «комнаты» — тело, чувства и ум — от четвертой комнаты», в которой человек может пробудиться от «сна», утончается, делается прозрачной.

Жозеф де Мэстр³ утверждал, что благородный ум способен отличить истину от того, что лишь кажется ею, без особо тщательных исследований или тяжелого труда познания. Аналогично, Христос говорил о людях, работающих девять часов, шесть часов, три часа и не работающих вовсе, — и получающих за это одну и ту же награду. Прямо или косвенно, они ссылались на неравенство людей в момент начала приложения их усилий. «Работа» — это взращивание дара, аспект его развития. Этот термин искажает ситуацию, которая в одних (исключительных) случаях вовсе не требует работы, а в других случаях является бесполезной, вопреки всем стараниям и, несмотря на упорную многолетнюю «работу». Рамана Махарши обрел просветление, когда ему исполнилось 6 лет; Будда родился реализованным человеком; а св. Антоний⁴ боролся с демонами вплоть до глубокой старости. «Работа» идет рука об руку с даром, знанием, аристократизмом, и другого пути нет. В традиционном обществе социальное продвижение — моделирует духовное развитие и тесно связано с последним.

Шокирующая идея качества

Идея человека-машины, излюбленная концепция механического материализма XVII века, была одним из гурджиевских откликов на механический энтузиазм начала нашего века. Этой идеей Гурджиев подчеркнул бессознательный характер человеческого поведения, чувств и мыслей. Машина, которая начала осознавать, что она машина, перестает ею быть; человек, знающий, что он спит, больше не является спящим. Идея человека-машины была шокирующей в эпоху расцвета изысканного искусства и утонченных личностей.

Эта идея стала пугающей реальностью нашего времени, времени всеобщего образования, всеобщей пролетаризации жизни, в которой господствуют супермаркеты, компьютеры, «мысли», заимствованные из «Нью-Йорк тайме» и лозунги из «Правды».

Идея качественного различия людей разных полов, национальностей, рас и т.д. обладает сегодня новой шокирующей энергией. Существенное различие между людьми проявляется в характере и силе их дарований. Дар — это синтез природной восприимчивости к специфическим идеям и ритмам, обстоятельств жизни, как внутренних, так и внешних, семейной истории и различных пересечений с людьми и ситуациями. Дар предполагает спонтанные духовные усилия и откровение, так же, как и высокий энергетический потенциал человека, что делает возможным противостояние «сну» и выработку высоких вибраций. В то время как «все планеты» влияют на Землю в нисходящей октаве через «органическую жизнь на Земле», энергии восходящей октавы, которая направлена «против природы» и «против Бога», постигаются и передаются более изощренным инструментом, даром. Для большинства людей дар существует только как потенциальная возможность, и лишь отдельные личности достигают уровня его реализации. Хотя Гурджиев настаивал на механическом характере всех видов человеческой деятельности для человека N1, N2, N3, он адресовал свое учение многим одаренным личностям, чьи имена сегодня хорошо известны. И все же этот внутренний круг людей, окружавших Гурджиева в течение долгих лет его миссии, оказался неспособным сохранить живую сердцевину гурджиевского учения и применить его к новой эпохе.

Создание нового языка традиции

Шокирующая гурджиевская терминология («мне нравятся те, кому нравится работа», «человек — машина», «человек не может ничего делать», «Бог материален», «Бог — идиот» и т.д.) отражала предрассудки конкретного места и исторического времени, определенные психологические комплексы например, комплекс вины в высших классах общества), идеологические клише, социальные тенденции и т.д. Гурджиевская терминология менялась постоянно и в течение его миссии приспосабливалась к требованиям времени и географическим координатам. Успенский, Ораж и другие его ученики отразили эти изменения в своих записях, книгах. Сегодня, по прошествии более чем семидесяти лет со времени начала миссии Гурджиева в Европе, остаются неразрешенными вопросы относительно характера гурджиевской миссии и связи его учения с подлинным источником. С другой стороны, лингвистический фасад системы, столь эластичный и уместный в различных отрезках времени первой половины нашего века, менее адекватен сегодня, в эпоху роста апатии и индифферентности к «шокам». В наши дни традиционные системы, «революционизированные» Гурджиевым и питавшие его учение, как и учения нескольких других блестящих мистиков первой половины столетия, стали гораздо более привлекательными. Гурджиев был проводником, который «толкал» слепых жертв опустошающего прогресса начала нашего века в область «чудесного». Его учение, связанное своими корнями с традиционными системами знания, их тайными живыми пластами, практически неистощимо для искателя на любом мыслимом уровне, постоянно представляя ему доказательства своей подлинности. Однако язык учения должен соответствовать историческому контексту, учитывать местные предрассудки и ожидания различных поколений последователей. В то же время, становится очевидным, что конец нашей эпохи, века, тысячелетия, культуры ставит новые важные задачи, и не на поверхности, а «в глубине».

Восстановление категории дара

Главное усилие, как представляется, должно быть приложено не к «перестройке рояля», т.е. переформулированию системы, но, скорее, к созданию такого нового, «глубинного» синтеза, где заново встретились бы традиции, давшие начало системе Гурджиева. Подобный синтез будет обладать универсальным и всеохватным характером мирового учения, и будет содержать в себе механизм цепной реакции и способность разветвляться. Новое учение должно основываться не на популярных принципах равенства и сглаживания различий, но на понятии дара. Дар — это прямое проявление связи с Божественным космосом, «истинное» чудо нашей повседневной жизни. Дар не только спасет Спасителя, он создает Создателя, облагораживает Благородство и просвещает Ученого. Дар может преобразовать учение в живое дерево с высоко и широко простирающимися ветвями, проникающими во все жизненные слои, заменяющее духовный суррогат подлинными ценностями. Магнитный центр нового учения, как и центр христианства в первые его века существования, был бы способен покорять диких зверей и плавить камни.

Дар — это печать присутствия и участия духа в конкретной исторической ситуации, это аккумулятор творческих энергий. Дар подминается сегодня давлением всех элементов потребительского общества, так же, как и агрессивной уравниловкой и разрушительными общественными движениями.

Эти мысли — не умственное построение философа, но суммарный опыт двадцати лет работы в гурджиевской традиции — десяти лет в Соединенных Штатах и десяти — в современном российском андерграунде⁵. Задачи создания нового языка традиции и возрождения священного места Дара формулируются сегодня вопреки сверхчеловеческому давлению пластов враждебной социальной стихии — для настоящего и будущего, которое станет началом новой эпохи.

Нью-Йорк, 1980 г.

В настоящем сборнике приведены тексты писателя, психолога и духовного практика Аркадия Ровнера, посвященные актуальным вопросам современного эзотеризма в их сопряжении с проблемами культуры и искусства. Здесь собраны портреты ярких мыслителей и мистиков, и анализ их деятельности и учений. Автор исследует, в частности, путь самовопрошания Раманы Махарши, идею ницшевского сверхчеловека и недочеловека, победу над внутренними враждой и раздором у Джидду Кришнамурти. Вместе с Петром Успенским он задумывается о доверии к его учителю Георгию Гурджиеву. Вслед за создателем христианского богословия Оригеном размышляет о Безначальном Начале, дающем начало всему, и вслед за Евагрием из Понта размышляет о световых феноменах, возникающих в высшем созерцании.
Книга обращена к философам, культурологам, психологам и всем независимым искателям истины.

Фрагменты из книги «Зов грядущей эпохи» (2019). Переиздание книги «Третья культура»

Вопрос о перестройке рояля
Мудрость, магия и мистицизм сегодня
Христос в пустыне